|
Время, назад
Кирилл Ласкари
...В однокомнатной квартире на проспекте Смирнова, которую
недавно получил актер Ремяненко, мы собрались после спектакля.
Мы -это хозяин дома с женой, Володя Высоцкий, Маша Полицемайко,
моя невеста до ее рождения (наши родители дружили, и у них
была шуточная договоренность, что если родится дочь, то
ее обязательно выдадут за меня замуж), Коля Губенко, Боря
Хмельницкий и еще- не помню, к сожалению, кто, - но так
много, что пришлось сидеть на полу. "Таганка" в Ленинграде
гастролировала впервые.
Из-под свитера Высоцкого выглядывала тельняшка, бедра охватывал
широкий ремень с медной бляхой. Он пел...
А на нейтральной полосе
цветы -
Необычайной красоты...
И я подумал: весь вечер работал, пел, играл, носился по
сцене, и еще сейчас... Какое же надо иметь титаническое
здоровье? Какую луженую глотку?.. Много пел. Ему подсказывали
первую строку, а он, наклоняя голову, поджав губы и сделав
смешную, загадочную мину, улыбаясь, начинал новую песню.
Понимали, что талантлив, но - что его творчество обретет
такую силу, а песни станут отражением времени... конечно,
нет. Да и он сам - навряд ли.
Уходили под утро. Дружные, пьяные счастьем актерской молодости
и очарованием города.
Люблю тебя, Петра творенье!
Вот это да! - стихотворенье, -
Выкрикнул Володя и расхохотался. Поливочная машина отбросила
нас к стене дома...
Казалось, так будет всегда. Гена Шпаликов, Олег Даль, Илюша
Авербах, мой брат Андрюша Миронов... Встречались, валяли
дурака, дружили, пили водку, реже - говорили о работе. Рано,
несправедливо рано их не стало! Смерть их можно осознать,
но смириться, избавиться от горя утраты - нам, кто их знал
и любил, невозможно.
Я попытаюсь вернуть время, некоторые дни и часы, проведенные
с Володей в Ленинграде, Москве и Париже. Я их помню, потому
что с Высоцким всегда было интересно.
Многие годы, когда он приезжал не с театром, останавливался
у меня. Накануне вечером в моей мансарде раздавался телефонный
звонок.
- Кирочка! Это я. Завтра утром приеду. Цалую, - говорил
он скороговоркой и клал трубку.
Торопился, все время спешил и опаздывал. Не опоздал в главном:
в своем рождении, творчестве.
Еще до завтрака усаживал меня перед собой и брал гитару.
Так впервые я услышал "Баньку", "Коней" и еще много удивительных,
ни на чьи не похожих его песен...
О Володиной смерти ранним утром мне сообщил Вася Ливанов.
Как ни странно, я не удивился. То ли где-то глубоко в подсознании
я готов был к ней, то ли в последнюю нашу встречу он мне
показался слишком усталым и печальным. Его кончина не была
неожиданностью. Потрясением - да.
...Уже стоя на лестнице, он заговорил о своих детях. Тепло,
по-отцовски, с гордостью и грустью: хорошие мальчики выросли.
Мы с женой еще долго не закрывали дверь. Слышали, как стучали
по лестнице его каблуки, как он крикнул снизу: "Ребята,
не ссорьтесь!", как хлопнула входная дверь. Он приезжал
на телевидение записывать свой концерт на малой сцене БДТ.
Теперь часто показывают фрагменты этой записи. Заехал к
нам на час, в руках держал хоккейную клюшку, так и не объяснив,
как она к нему попала. Оставив ее в подарок моему сыну.
Вот и все...
В тот день, в июле восьмидесятого, в Москву попасть было
очень сложно: Олимпиада. Но билет я достал и прямое поезда
поехал на Большую Грузинскую. В квартире было тихо. Несколько
человек сидели в разных концах комнаты-холла. Вышли Нина
Максимовна, Марина.
- Ты знаешь... Кириль... Володя говорил, что никогда ему
не было так хорошо и спокойно, как тогда у тебя. o
...Тогда мы сидели на кухне. Моя жена Ира принесла мешок
с бабушкиным бисером и украшениями, сделанными из него ее
руками. Вспоминали родных - Володиных, Марининых. Пили чай.
Володя перебирал струны гитары, пел. До этого он нас водил
в финскую баню в "Астории", кормил деликатесами, мы с дамами
выпили водки. Теперь наступила легкая истома. Хотелось говорить
только о самом сокровенном и добром. Володя над нами подсмеивался:
- Алкоголики проклятые. Болтают всякие глупости. Стыдно
просто слушать. Нет, правда... - говорил он с интонацией
склочной соседки...
О его похоронах сняли фильм. Наверное, много и написано.
Выносили гроб.
Мы стояли рядом с моим братом.
- Меня так хоронить не будут, - сказал он. Ошибся... Неужели
предчувствовал?..
Нет, Володя не ревновал меня к брату, но сказал однажды,
что ему бы хотелось большего от него ко мне внимания. Володя
был не прав. Мне очень хотелось, чтобы они друг друга узнали
поближе, возможно, подружились.
После какого-то просмотра в Доме кино Володя заказал столик
в ресторане. Потом поехали к нему. Марина, Лариса Голубкина,
Андрюша и я. Володя пел, ставил на магнитофон пленки со
своими оркестровыми записями, сделанными за границей. У
Андрюши по щекам ползли слезы.
В те годы, приезжая в Москву, я останавливался у Володи.
- Пользуйся, - говорил он, открывая ящик бюро, в котором
лежали деньги. - На глупости не трать. Водка, женщины и
воще... - вещал он голосом Брежнева.
Работал над песней долго. Оттачивал, искал нужное слово,
рифму. Но я был - дважды -свидетелем удивительно быстрого
сочинения и точного эмоционального настроя.
Я написал комедию "Ошибки молодости" - незамысловатую лирическую
мелодраму. Понадобилась песня - мечта героини, девушки,
поступающей в театральный институт. Володя при мне прочитал
"Ошибки", ушел в другую комнату и вскоре вышел с исписанным
листом бумаги (цитирую по памяти):
То светлеет на душе,
а то туманится,
То безоблачно вокруг, то снегопад.
Ну а время - то бежит, то тянется,
Не вскачь, не медленно, а невпопад.
Моя граница - занавес кулисы.
Не угадать, не угадать.
Жду исполнения желаний - не обмана.
Как трудно ждать, как трудно ждать.
Второй раз - песня о Волге. Как-то он сказал мне, что с
удовольствием бы написал мюзикл, но на русском, советском
материале. Стали думать.
- Кулаки, чекисты, бандиты, нэп - вот материал! Америкашкам
и не снился. Ищи, Кирочка. Должен быть!
Нашел у Алексея Толстого: "Необычайные приключения на волжском
пароходе". Прочитал ночью и тут же сообщил Володе. Через
день он позвонил мне и сказал, что это то, что нужно. Я
засел за работу. Через месяц послал ему черновой первый
акт с пропусками для песен.
Вскоре Володя приехал и привез несколько номеров, кроме
"Волги", основной песни - лейтмотива спектакля.
- Понимаешь, сбивает "Издалека долго течет река Волга..."
Хуже нельзя. Вот послушай набросок. "Как по Волге-матушке,
по реке-кормилице..." - Он пропел несколько строф и замолчал...
Мы завтракали, неожиданно Володя вскочил из-за стола, схватил
гитару и стал читать то, что он привез. "Куплеты Гусева",
"Посадка на пароход", "Танго Ливеровского", "Романс миссис
Ребус"... Поразительное попадание, удивительное ощущение
жанра. (К сожалению, впоследствии молодой режиссер, ставя
этот спектакль в Ленинграде, отнесся без должного понимания
и уважения к тому, чего хотел Володя, каким он представлял
себе это произведение.)
Через час он позвал меня и пропел всю песню о Волге.
...Георгий Фиртич написал музыку. Володя опять приехал,
и мы под аккомпанемент композитора записали на моем стареньком
магнитофоне почти все номера из первого акта. Показали в
Театре имени Ленинского комсомола главному режиссеру Геннадию
Опоркову (также вскоре безвременно ушедшему из жизни).
Почему придумали в общем-то безобидное название "застой"
- для времени, которое сломало судьбы многих талантливых,
честных, преданных стране и своему делу людей? Несправедливое,
неверное слово. Так вот, застоя в Министерстве культуры
СССР, куда мы приехали втроем - Высоцкий, Фиртич и я, -
не ощущалось. Напротив, нас встретили милые, жизнерадостные
тети и дяди, пышущие здоровьем и доброжелательством. Набился
полный зал. Мы пели, играли и даже танцевали. Успех превзошел
все наши ожидания. Окрыленные, покинули гостеприимных хозяев.
А через несколько дней Володя позвонил в Ленинград:
- Я ведь знал, что так будет. Не хотелось вас с Жоркой расстраивать.
Зря вы со мной связались. (Только после его смерти спектакль
будет поставлен.)
И еще один человек из "застойного периода" имеет отношение
к этой истории - Миша Барышников. Вечером, очень пугаясь
собственной тени, мы пошли с ним к "Астории" для встречи
с Варей (племянницей Марины, дочерью Одиль Версуа - Тани),
которая привезла от Володи недостающие стихи. Варя походила
на госпожу Буонасье - в плаще с капюшоном, Миша - на очень
бедного д'Артаньяна, а я просто на труса: впереди светила
поездка в Париж с гастролями Малого театра оперы и балета,
и встреча с Варварой могла лишить парижан свидания со мной.
Да и Мише могло не поздоровиться.
Позже Марина рассказывала, что ее племянница была по меньшей
мере удивлена нашим поспешным бегством и невниманием. Прости,
Варюша! Застой все списывает.
Так получилось, что в Париж мы прилетели в один и тот же
день - 13 июля 1975 года, -Володя с Мариной и наша труппа.
Войдя в номер отеля "Скраб", позвонил им, но никто не ответил.
Так продолжалось до середины дня. Я начал волноваться. Но
вот - решительный стук в дверь, на пороге - улыбающийся
Володя.
- Телефон не работает. Одевайся. Мариночка внизу, в машине.
За рулем Марина, я рядом.
Володя обнял меня и сунул в карман рубахи пятисотфранковую
банкноту (тогда это была приличная сумма):
- Ни в чем себе не отказывай. На шмутки не трать. Ешь, пей,
ходи в кино. Гуляй, рванина!
Они жили в районе Латинских кварталов на улице Руслей в
небольшой белой квартире на втором этаже. На подоконнике
консьержки всегда сидел серый кот с ошейником. Напротив
дома - иранский ресторанчик, где Марина с Володей часто
обедали. Через несколько дней, после первого спектакля "Ромео
и Джульетта", на который они пришли с сестрой Марины Таней,
мы ужинали в нем.
Несколько столиков, покрытых красными скатертями, на стенах
картины модернистов. Обслуживали хозяин-иранец с женой,
бегали по лестнице на второй этаж их дети.
- Художник иногда расчитывается за еду картинами - сказал
Володя, кивнув в сторону одного из полотен
- Этот ирландец - мафиози,правда, Мариночка?
- Тихо, Володя. Не говори глупостей.
- Мне тут на днях не спалось. Подошел к окну... Роскошный
заказной "мерседес" с выключенными фарами, в нем какие-то
мужики курят... Смотрю - этот тип, оглядываясь, вышел из
дверей и - шастъ в машину; та - газу и умчалась на полной
скорости. Я его на следующий день спросил, куда это он ночью
ездил. Морда стала красная: нет, говорит, я спал. Конечно,
мафиози. Черт с ним, готовит вкусно, - беря руками люля-кебаб,
подытожил.
Потом провожали Таню до ее дома в центре Парижа, с чугунными
красными воротами.
- Хочешь, я тебя женю на Тане? Хорошая баба. Будешь жить
в замке. Латы тебе справим, меч выстругаем, - смеясь, говорил
Володя.
...И Тани уже нет, милой доброй Одиль Версуа. Время, назад!
К тем, кого я знал и не забуду...
В Париже в его комнате на столе лежал томик Солженицына.
Листы исписанной бумаги, на стуле гитара.
Марина принесла блюдо с несколькими сортами сыра.
- Кириль, хочешь коньячка, армянского?
- Хочет, - за меня ответил Володя. Напиток больше походил
на чай с коньяком.
- Пожалуй, и я... - сказала Марина и, выпив, удивленно посмотрела
яа меня: - Это же почти чай! Почему ты не сказал? К нам
ходит женщина, помогает - значит, выпила, - она вообще пьянчужка.
Заметала следы чаем. Я ее выгоню...
Через несколько дней Марина должна была уехать на съемки
в Испанию, но что-то не получилось, и они с Володей улетели
в Канаду и Америку (нет худа без добра).
Показывая мне Париж, Володя хотел казаться хорошо знающим
этот город, чувствующим себя в нем как рыба в воде. Но увы...
Довольно часто мы попадали с ним в забавные ситуации. О
чём мечтает мужчина, попавший за границу? О джинсовом костюме,
конечно. Я не был исключением. Да и Володя считал, что он
мне просто необходим.
- Я знаю здесь рядом американский магазинчик. Там этого
говна... И дешево.
Мы спустились в подвал, заваленный и завешанный товарами
из джинсовой ткани. Глаза разбегались. Покупателей не было.
Двое парней-продавцов в залатанных джинсах и жилетках из
той же ткани явно скучали.
Меня обряжали черт знает во что. Руководил примеркой Володя.
Неожиданно с гиканьем в подвал ворвалось странное существо
с ярко накрашенными губами, в шляпке с пером и с манерами
барышни очень легкого поведения. К моему удивлению, это
был мужчина. Чмокнув в щеки хозяев, он кинулся к Володе,
пытаясь его облобызать тоже.
- Но, но, но! Ты это брось! - отстраняясь от него, громовым
басом на чисто русском языке прокричал Володя. - Пидерас,
- объяснил мне.
- Москва! Руссо! - обрадовалось существо и, сплясав то,
что в его представлении являлось танцем уроженцев нашей
Родины, кинулось на меня.
- Рассчитывайся и бежим, а то он тебя... ты ему понравился,
- говорил Володя, оттаскивая от меня существо. Продавцы
хохотали.
Когда, уже дома, Марина узнала, сколько мы заплатили за
костюм и - где его купили, она ужаснулась нашему, вернее
Володиному, легкомыслию. Подвал считался одним из самых
дорогих - даже для состоятельных парижан - модных магазинов.
Нет, не был Володя своим в Париже. Зря боялись. Напрасно
трепали ему много лет нервы с "выездом за границу.
- Уй. уй, уй... Нон, нон. Нон, компран. Марина променад
на Мосфильм. Фу ты черт! Кирочка, как будет "пошла на студию"?
- Повесив трубку после очередного звонка, вздохнув, сказал:
- Вот так-то. Трудно.
Обожал кино. Был день, когда мы посмотрели с ним подряд
четыре кинофильма, причем он - по второму разу, из-за меня:
"Ночной таксист" с Репарой, "Полет над гнездом кукушки"
с Николсоном, вестерн с Альпочиной и "Эмануэль" на Елисейских
полях, где этот "шедевр" шел несколько лет бессменно. Всю
картину Володя острил, смеялся и предвосхищал события на
экране. В зале, кроме нас, сидело еще несколько иногородних.
Когда включили свет, лица у многих были пунцового цвета.
У меня, повидимому, тоже. Володя - само спокойствие.
Ходили на Пляс Пигаль. Смотреть проституток.
- Хочешь прицениться?
- Нет, - твердо сказал я.
Он подошел к одной, самой вульгарной и не самой молодой...
- Нахалка, - сказал, вернувшись ко мне, - совести вот ни
на столько, - показал ноготь мизинца. - Ее цена - три пары
обуви. Я вот эти, - поднял ногу, - второй год ношу. - Обернулся
в сторону проститутки и погрозил ей пальцем. -Совсем сошла
с ума, фулюганка, - прокричал.
- Пойдем перекусим.
Семнадцатого июля мне исполнилось сорок лет. В номер набилось
много народу, даже те, кого я не приглашал. Слух о том,
что поздравить меня пришли Влади с Высоцким, разлетелся
молниеносно: Володя хотел после, так сказать, официальной
части увезти меня в Мулен Руж, где их ждали Люда Максакова
с му жем. Но... меня, как маленького мальчика, в столь злачное
место не пустило руководство поездки. А хотелось, ах как
хотелось!
Когда остался один, развернул небольшой сверток - подарок
от Володи с Мариной. Русский серебряный портсигар, с моими
инициалами на крышке (удивительное совпадение) и автографами
внутри - тех, кто когда-то в 1910 году в Петербурге преподнесли
его своему другу или сослуживцу. Портсигар был куплен Володей
в антикварной лавке. Внутри лежали - и лежат по сей день
- два листка бумаги с написанными на них красным фломастером
словами:
"Кирилл! Я тебя люблю и поздравляю. Высоцкий (роспись).
Кирочка. Будь счастлив! И здоров, и богат! Марина".
Чуждое нашей тогдашней идеологии понятие - "богат". Такую
"глупость" мог пожелать только человек, воспитанный в прогнившей
капиталистической системе. Хотя...
- Я не люблю, когда кто-то зарабатывает больше меня, - сказал
Володя, кода выяснилось, что наш гонорар за "Пароход" намного
меньше, чем у композитора.
"Цель оправдывает средства!" - написал в моей телефонной
книжке и нарисовал свой профиль, пока ждал разговора с Мариной.
С Парижем его соединяли знакомые телефонистки...
Был замечательным рассказчиком смешных историй. Знал их
много: рассказывал, хохотал. Для каждого персонажа находил
свои интонации и словечки. До сих пор слышу их и его голос...
На нескольких страницах невозможно написать обо всех наших
встречах, - наверное, и ни к чему. Но вспомнить, как он
умел дружить и как одаривал своим вниманием тех, кого считал
своими людьми (его выражение), я должен...
- Значит - бедная, - сказал утвердительно по телефону, когда
услышал, что я женюсь на актрисе кукольного театра.
Вскоре приехал с подарками. Заставил Ирину примерять туалеты
и получал от этого огромное удовольствие.
19 октября, в день Лицея, он. Сева Абдулов и мы с Ирой поехали
в Царское Село.
Этот эпизод довольно подробно описал Сева, так что мне останавливаться
на нем не стоит. Но именно там - по настоянию Володи - я
надел на палец будущей супруги обручальное кольцо. А после
поездки закатил банкет в нашу честь в люксе "Астерии".
Это - он заставил меня всерьез заняться писательством. Он
был противником пьянства своих друзей (Сева это должен помнить).
За все это мы с женой ему бесконечно благодарны.
Незадолго перед своей кончиной он неожиданно приехал на
машине в Ленинград. Я был в цирке: кажется, ставилась пантомима
"Руслан и Людмила". Меня позвали с манежа к телефону. Звонила
Ирина, передала трубку Володе. Он просил немедленно все
бросить и ехать домой. Я не мог: ставился номер, связанный
со всей труппой.
- Что-нибудь случилось? Вовочка...
- Охота к перемене мест, - рассмеялся он. - Давай скорей.
Когда через два часа я вошел в квартиру, его уже не было.
На столе лежала цирковая программка, на ней стихи:
А помнишь, Кира, - Норочка,
Красивая айсорочка?
Лафа! Всего пятерочка,
А всем нам по плечу...
Теперь ты любишь Ирочку
И маленького Кирочку.
А я теперь на выручку
К Мариночке лечу.
Почерк неуверенный. Не его. Ошибки. Ира рассказала: просил
шприц. Такового в доме не было. На ее вопрос "зачем?" -
сослался на горло: плохо со связками. Пошли с Ирой на бульвар
Профсоюзов, в косметическую поликлинику. Одна из сестер
его узнала и дала шприц. Дома ушел в ванную комнату и плотно
закрыл дверь. Оттуда до Иры доносился его хрип. Потом поцеловал
ее и умчался обратно в Москву.
На Ваганьковском кладбище у его памятника много цветов,
не меньше их и у моего брата, который покоится невдалеке.
Говорят, время - хороший целитель. Целитель чего? Памяти?
Думаю, что это не так. С каждым годом их отсутствие ощущается
все острее и болезненнее. С каждым днем все чаще и чаще
обнаруживается пустота, оставленная ими.
|