|
Никита Высоцкий:
ОБРАЗ ОТЦА - ЭТО БЕШЕННО НЕСУЩИЙСЯ
АВТОМОБИЛЬ
ЧЕЛОВЕК "БЕЗ БРОНИ"
- Валерия Золотухина, опубликовавшего свои дневники с воспоминаниями
о вашем отце, многие обвиняли в том, что он преувеличил, называя
себя другом Высоцкого. И что он не имел права разглашать многие
подробности его жизни. Как вы относитесь к этим записям и вообще
к многочисленным книгам о Владимире Семеновиче?
- Я Золотухина знаю довольно хорошо. Когда еще ребенком отец приводил
меня в театр, я часто видел их вместе. Я ему во многом доверяю.
Валерий непростой человек, не лишенный фантазии, но есть вещи,
в которых он абсолютно честен. Публикуя свои дневники, он на самом
деле их не редактировал, не переписывал под сегодняшний день.
Там все правда. Золотухин писал в то время, когда Высоцкий был
жив, и его дневники - одно из самых ценных свидетельств об отце.
А те, кто сегодня пишет о нем, выдают "неочищенную"
информацию. Высоцкий - историческая фигура, хотим мы этого или
не хотим. И человек, пишущий о нем, уже попадает в историю. Вот
я уже в нее попаду просто потому, что в 1964 году родился сыном
Высоцкого. Последние несколько лет перед смертью отец с Валерием
Сергеевичем по-прежнему дружили, но общались меньше. В 70-м году
в анкете, записанной человеком, который работал в постановочной
части Театра на Таганке, на вопрос: "Кто ваш друг?"
- он написал: "Золотухин". Уже много позже Золотухин
откровенничал со мной. Однажды рассказал случай из их театральной
жизни, сильно удививший меня. После него я лучше понял отца, задумался
о том, каким он был. В театре часто проходили собрания, где обсуждались
роли. А в пору пика популярности Высоцкого, когда поклонники поднимали
на руках автобусы с ним, когда он ездил на гастроли (это тоже
было уже в последние годы жизни), у актеров к нему было не просто
сложное, а зачастую враждебное отношение. Так вот на одном из
собраний отец встал и стал что-то по делу говорить. Все замолчали.
И тут вскочила одна из известных актрис и стала кричать: "Да
что вы учите нас жизни? Вы даже не здороваетесь с нами! Вы зазнались!"
Отец страшно растерялся, осекся на полуслове и больше не сказал
ни слова. Кто-то подходил к нему, теребил: "Володя, Володя",
а он сидел, почерневший, и смотрел в одну точку. Словно убили
человека. И это не просто перемена настроения. Отец был невероятно
ранимым человеком. Когда я вспомнил об этом эпизоде, у меня все
соединилось: свои воспоминания, рассказ Золотухина. И стал понимать
причины его срывов, каких-то жутко несправедливых поступков. Ведь
и я обижался на него, и люди. В период его славы о нем говорили:
"У него крылья за спиной, еще немного - и полетит".
Он был хорошим, сильным, но под воздействием внезапной агрессии
мог ни за что человека по стенке размазать, послать по матери.
А я вдруг понял, что ему часто было плохо по пустякам. Я немало
читал про известных людей, очень многие из них были такие же,
с оголенными нервами. Это называется незащищенностью. Она есть
в каждом человеке, просто кто-то вырабатывает броню, а кто-то
не может. У отца ее не было. И это состояние "без брони"
и есть оборотная сторона таланта. Да, он знал себе цену и радовался
успеху. Но был распахнут всем мерзостям, обидам, острым углам.
Он это понимал, но… не боролся. Хотя, может быть, отец не писал
бы так, если б активно противостоял этому. У него есть стихи,
где он пишет о своей сущности, лености душевной, трусости. Такое
яркое неприятие себя. В 78-м году он, вроде успешный человек,
пишет о себе: "Во мне живет мохнатый злобный жлоб…"
Он себя не щадил.
СКОРОСТЬ ЖИЗНИ
- Начиная с 12 лет с вами уже можно было говорить на равных. Лично
вам, Никита, он жаловался всерьез на что-то, на кого-то, на себя?
- Нет, такого не было. В восприятии людей Высоцкий был совсем
другим. Он не жаловался, не ругал себя, не рефлексировал. Есть
некоторые "воспоминатели", пишущие об этом, но правда
ли это? С нами, с детьми, он не сюсюкал, даже когда мы были маленькие.
Наоборот, иногда он очень резко начинал "наезжать".
У нас в семье была традиция: справлять наши с братом дни рождения
вместе. Хотя у брата день рождения осенью, а у меня - летом. Просто
в каникулы все дети разъезжались из города, некого было собирать.
Поэтому осенью, на Аркашин день рождения, отец дарил подарки сразу
нам двоим. А я всегда обижался, что меня поздравляют за компанию
с Аркашей. И вот в год, когда Аркаше исполнилось 12 лет, а мне
- 10, он заехал за нами, чтобы отправиться в "Детский мир"
за презентами. Дал нам по червонцу, предоставил право покупки:
"Вы уже большие". Ходил с нами по магазину, мы выбирали.
А по тем временам это была царская сумма. Я говорю отцу: "Много
так денег!" А он: "Ты деньги не считай". Вроде
в шутку. Я пошел, выбрал себе машину дорогую, у меня осталось
копеек 15, а у Аркадия - три рубля. И я стал канючить, что вот,
мол, мало осталось. Мы разговорились о деньгах, и я сказал фразу:
"Пап, да ладно, деньги - вода". И тут он так взорвался:
"Что за отношение?! Ты не заработал еще ни копейки. Откуда
в тебе это?" Я рассердился на отца и обиделся. Или однажды
я назвал деда, его отца: "Вояка". Он разозлился, его
понесло: "Ты сопляк, твой дед - герой! Он на первом танке
в Прагу ворвался, как ты смеешь?"
- С какими ассоциациями у вас связан образ отца?
- Мы с ним абсолютно разные. У меня замедленная речь, я хожу вперевалочку.
А он был невероятно стремительный. Поэтому ассоциация с ним -
скорость. Бешеная! Я, например, очень любил с ним ездить на машине.
Он вообще всегда на своих иномарках дико быстро гонял, но к тому
же еще и постоянно торопился куда-то. Была одна история. Мы с
братом пришли к нему незваными гостями, а он собирался уезжать.
Я не то чтобы обиделся, но было неприятно. Мы вышли из дома, уже
дошли до конца Грузинской улицы, и тут подъезжает отец: "Давайте
я вас довезу". А там, в машине, сидели какие-то люди. И,
когда мы в очередной раз отказались, он так рванул бешено, буквально
с места. Поэтому для меня он - это бешено несущийся автомобиль.
Красивый, классный, которого ни у кого тогда не было. Помню все
машины отца: "Рено", "БМВ", "Мерседес".
Как-то ехал я с ним по переулкам Арбата, как всегда, на огромной
скорости - он куда-то опаздывал. И вдруг впереди показалась огромная
яма. В последний момент мы остановились, машина нависла над ней.
Еще секунда - и мы бы в нее влетели. Отец захохотал, а мне стало
страшно до жути, аж жар пробил. Он резко дал задний ход, и мы
уехали. Дома я рассказал об этом маме, мол, как он ездит! А она
заплакала и говорит: "Ты ничего пока не понимаешь, он от
этой скорости умрет…" Потом уже, с возрастом, я понял, что
она имела в виду. Ведь он как выходил из театра! У служебного
входа я не раз его ждал среди толпы таких же, ждущих Высоцкого.
Он медленно проходил мимо толпы, садился в машину и тут же резко
давал газу. Ему вслед неслось: "Володя, старик, а ты мне
обещал…" А его уже нет. Скорость была во всем. С ним и общаться
было интересно потому, что быстро все менялось. Например, я болел
как-то, мне было лет 8-10. Он где-то купил невиданные по тем временам
лекарства, привез их. Затем мы поехали на дневное представление
в цирк на Цветном бульваре. А я прямо в пижаме, но в шапке! Болею,
а отец покупает мне мороженое, мы садимся в цирке на лучшие места.
В антракте он хватает меня, мы бежим в гримерную Никулина мимо
жонглирующих артистов, отец со всеми: "Привет-привет!"
Я в шоке - оказаться рядом с самим Никулиным! Это же мой кумир!
И вот мы сидим у него в кабинете, но через несколько минут вскакиваем,
несемся назад, в зал…
- По всем вашим рассказам получается, что Высоцкий - потрясающий
родитель, несмотря на то, что не жил с вами…
- Нет! Что вы. На самом деле большую роль в том, что он общался
со мной и братом, сыграла бабушка, его мама. Даже открытки, например,
когда я был в пионерском лагере, писала за отца она. Она думала,
что не догадаюсь, а я знал. Она трепетно относилась к традициям
семьи, старалась их поддерживать. Даже хотела подружить нас с
Мариной Влади. Но не получилось. А отец и не настаивал. Раза два-три
мы общались с ней, пока он был жив. Несколько раз по телефону
после смерти, и все. Запретного для нас с братом в их отношениях
ничего не было. Просто не сложилось. Он, думаю, просто увидел,
что мы к этому не готовы. Я ведь часто обижался на него, что он
мало внимания уделяет нам. Однажды сказал ему: "До тебя не
дозвонишься". Он сердито так говорит: "Ах так? Приезжай
завтра в 8 утра. Понаблюдаешь мой день". Я приехал, он уже
брился. Мы помчались по его делам. День был сумасшедший! Я тогда
впервые увидел, что рубли можно менять на какую-то валюту. Напротив
Курского вокзала был закрытый банк, вот там отец поменял деньги.
Мы были в театре на дневном прогоне "Тартюфа", на его
дневном и вечернем концертах. В перерывах между этим по делам
заезжали на записывающую фирму "Мелодия", в автосервис.
Безумие и вечное ускорение! Когда вернулись на Грузинскую, он,
моя голову перед ночными съемками "Дон Гуана", спросил:
"Поедешь на ночную съемку?" "Нет!" - завопил
я. И тогда понял весь ритм его жизни и почему он не успевает с
нами общаться.
"ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО"
- Ваша мама в большей тени для общественности, чем Марина
Влади. Почему?
- Жизнь отца и ее личные с ним отношения - разные вещи. Мама
много помогает музею, передала много писем, вещей. Она очень
хорошо проводит экскурсии. А не говорить публично о жизни с
Высоцким - ее право. Они разошлись в 68-м году, а официально
оформили развод в 70-м. Марина - главный персонаж его жизни,
она сыграла большую роль, много для него сделала. Он ее любил.
Благодаря ей он много ездил по миру, общался с интересными людьми.
- Когда и как произошла ваша последняя встреча с отцом?
- Это было у него дома, на Грузинской. Вместе с ним и бабушкой
мы смотрели по ТВ открытие Олимпиады. Он сидел мрачный, без
эмоций и реакций. Нина Максимовна, его мама, видела и чувствовала,
что это был конец. А в телевизоре негры пляшут, веселый текст,
"калинка-малинка"… Бабушка стала пританцовывать. Он
увидел: "Ой, мамочка!" Захлопал в ладоши, засмеялся…
И опять замкнулся. Его тогда уже "накрывало". В этот
день он ушел к одному из своих товарищей. Помню его в серой
майке с нарисованным на ней бейсболистом с битой. А тогда еще
мало кто знал, что такое бейсбол. Вообще он всегда был человеком
аккуратным. Но тут - растрепанный весь какой-то. Слишком бледный,
больной. Он вышел из дома, и больше я его не видел. В то лето
я несколько раз, почему-то без приглашения, заваливался к ним
с бабушкой в гости. Обычно уезжал из города на все три месяца,
а тут был в Москве. И попадал именно в те моменты, когда с отцом
случался кризис. Печальные дни, никакого просвета. Однажды я
пришел, он лежал на диване, с ним сидел его товарищ. Ему было
совсем плохо. Я попытался рассказать что-то, поучаствовать в
разговоре. Он встал, сказал: "Не надо". И вышел из
комнаты. Отец был в жутком состоянии, как будто из него воздух
вышел. Я спрашивал людей, которые приходили к нему тогда: "Чем
это может кончиться?" Но что они мне могли сказать? Говорили:
"Все будет нормально". Я мыслил по-взрослому и понимал,
что с ним происходит. От нас, конечно, долго это скрывалось,
а он старался быть комильфо. Но шила в мешке не утаишь. Хотя
откровенно пьяным я его никогда не видел. Много есть чьих-то
воспоминаний и рассуждений о последнем годе его жизни. Он был
действительно тяжелым. Все сошлось: кризис личный, творческий,
он хотел уйти из театра, снимать что-то свое. Но я помню этот
год разным. Нельзя сказать, что все было беспросветным. Он строил
планы и умирать не собирался. Хотел успеть свозить меня за границу,
так как мне еще не исполнилось 16. Мы, бывало, весело общались…
Мне бабушка рассказывала, что в день его смерти, когда она выходила
из дома, он ей сказал: "Мамочка, все будет хорошо…"
Ольга
РЯБИНИНА, ("Суперзвезды" -"Владивосток")
25.01.2003
|
|