Он живет в каждом российском доме как брат. Хотел написать
"и как отец" - рука не послушалась: отцу свойственны
строгость и поучительность, представить же Высоцкого поучающим
куда труднее, чем Пушкина, отплясывающего гопака.
Благодаря тому, что телевидение хоть немного, да записало его,
а на магнитофонной пленке остались, кажется, все его песни,
мы знаем не только его строчки, но и малейшие нюансы хрипящего
в неистовом пении и тяжело, как рытый бархат, переливающегося
в разговоре голоса. Мы изучили его лицо до мельчайшей морщинки,
до каждой усмешки и нахмуренных бровей.
Мы знали о нем все - кого он любил и кто любил его, сколько
у него детей и от каких браков.
Мы не знали о нем ничего. Потому что он был - целый мир, а мир
никогда нельзя узнать .. Уйдя туда, откуда не возращаются, он
остался загадкой, ослепительной загадкой....
Когда он скончался, одна единственная газета "Советская
культура" скромно мообщила, что умер "артист Московского
театра на Таганке Владимир Высоцкий". И все. Никакого некролога.
Но провожала его вся Москва, забыв про то, что в эти дни в ней
проходят Олимпийские игры. Вся страна оплакивала его. Про весь
мир не знаю, но то, что плакали любящие его парижане - засвидетельствую.
Круг его знакомств и приятельств был широк - каждому лестно
притронуться к самому популярному в стране артисту, чей голос
тиражирован личными магнитофонами в таком количестве экземпляров,
которые не поддаются никаким подсчетам. Но были ли у него друзья
- вопрос. Мне мерещится, что он был страшно одинок,
Иначе откуда этот крик души: "Лечь бы на дню как подводная
лодка и позывные не передавать"?
Я видел его лишь однажды. Это было в Центральных Кызылкумах,
в маленьком городке под названием Зарафшан, что означает "золотая
долина". Московские артисты любили наезжать сюда - привлекала
экзотика и хлебосольство "средьмашевского" городка
-были такие в Советском Союзе, Они принадлежали так называемому
Министерству среднего машиностроения, которое никаких машин
ни средних, ни маленьких конечно не производило, а работало
целиком на военное ведомство и поэтому жило не плохо.
В таком городке мы, несколько иркутян, открывали газету. работали
как черти, тосковали потихоньку по Иркутску.
И тут афиши - "Владимир Высоцкий" Мы восприняли его
почему то как земляка. Может потому что он уже был связан со
старательской артелью вадима Туманова из Бодайбо и приятельствовал
с нашим коллегой и добрым знакомым Леней Мончинским.
Не знаю, почему, но только идея взять у Владимира Семеновича
интервью как-то не пришла нам в голову, о чем до сих пор сожалею
- дистанцию чувствовали, что ли? В гостинице, где жил один из
наших сотрудников, он попался навстречу на лестнице, мы вежливо
поздоровались, он вежливо ответил. И все.
Билет я, как редактор газеты, а значит причисленный к городской
партийной элите, получил на самый престижный концерт, куда пришла
вся знать во главе с первым секретарем горкома партии. Надо
сказать, что концерты проходили почему-то на открытой эстраде,
а термометр зашкаливал хорошо за сорок - жары, конечно. И потому
бонз пригласили на самый последний, вечерний концерт, когда
жара уже несколько спала, и это не могло не радовать. Но были
и настораживающие обстояельства. Во-первых, я предпологал что
Высоцкий не захочет да и не сможет работать с полной выкладкой,все-таки
четвертая встреча за день, да на такой жаре! И во вторых, опасался,что
артист сделает поправку на аудиторию и исполнит только "лояльные"
песни - не мог же он не знать кто сидит в зале!
Скажу сразу - ничего этого не произошло. Высоцкий вышел на эстраду
затянутый в тесные джинсы и легкую рубашку, невысокий, весь
какой-то литой - и захрипел над залом его единственный на планете
голос. Он начал с песни "На братских могилах не ставят
крестов", объявив, что всегда начинает с нее. А потом пел
все, что хотел, совсем не думая об официальной аудитории, вплоть
до откровенно хулиганской "О речке Ваче и женщине Кате".
И я сам видел, как ему одинаково неистово хлопали и узбекские
партийные баи, и зэки - рядом с площадкой была рабочая зона,
где их подневольным трудом круглосуточно возводился главный
дом местной власти, получивший у народа название Брестская крепость.
Зэки стояли на крыше, ловили усиленный динамиками голос певца,
и их никто не разгонял - наверное, надзиратели стояли рядом
с ними...
Когда мы расходились по домам, было уже совсем поздно. Над нами
ворочалось громадное южное небо, а из раскрытых окон хрипел
голос Высоцкого - всенародный концерт продолжался.
Таким он и остался в памяти - невысокий, как будто отлитый из
одного куска какого -то теплого металла.
Но он не был ни металлическим, ни каменным. Из Зарафшана он
поехал работать в Навои, и потом мы узнали, что там Высоцкий
умер в первый раз - его с трудом вырвали из состояния клинической
смерти...
Шло лето 1979 года. Время отсчитывало последние месяцы жизни
Владимира Высоцкого
Арнольд Харитонов
КП 01. 98