В Киеве в издательстве КМЦ "Поэзия" один за
другим вышли три томика дневников Валерия Золотухина,
актера Театра на Таганке. Достаточно вкратце
перечислить людей, о ежедневных встречах с которыми
он писал, - Высоцкий и Любимов, Эфрос
и Марина Влади, Вознесенский и Ахмадулина -
чтобы понять ценность этих исторических свидетельств.
Это действительно дневники: записи событий,
которые тогда казались цепью случайностей, бытовухой,
а теперь вошли в историю. Они отрывочны, не
обработаны литературно, и главное - совершенно
не тронуты ни авторской, ни редакторской правкой
в духе более поздних и "правильных" времен.
Надо заметить, что даже среди своих коллег-артистов
Валерий Сергеевич слывет человеком неудобным:
он обладает обостренным чувством правды и потребностью
непременно ее высказать. С таким же стремлением
"резать правду-матку" он делал записи и в своих
дневниках. Парадокс ситуации в том, что для
публикации своих дневников Валерий Сергеевич
избрал не Москву, а Киев. Я задал артисту несколько
вопросов.
- Вы известны прежде всего как актер Театра на
Таганке. Расскажите, пожалуйста, о вашем приходе к
Любимову.
- Когда в 1964 году по Москве стали ходить слухи о
новом театре, о его наделавшем шума спектакле "Добрый
человек из Сезуана", мы с женой Ниной Шацкой прорвались
на спектакль. Он ошеломил. Я бегал по Театру на Таганке
в слезах. Тогда это было самое яркое впечатление во
всей театральной Москве за пять лет. Решил: буду работать
только тут! Я атаковал звонками Любимова, и в день
закрытия сезона он пригласил меня на просмотр. Мы
пришли с Ниной, сыграли в его кабинете несколько сценок.
И он нас взял.
Обоих, что было для нас очень важно, поскольку Нина
тогда сидела без работы.
Любимов сразу дал мне в готовящемся спектакле "Герой
нашего времени" роль Грушницкого. Перед тем в "Моссовете"
я играл мальчиков, парней с баянами и т. д. А тут
- сразу сложнейшая роль, герой-любовник! Печорина
играл Губенко, будущий министр и нынешний "конкурент"
любимовской Таганки. А через недели две-три после
нашего с Ниной показа пришел пробоваться на Таганку
актер, невысокий, в "буклетистом" пиджаке. Высоцкий.
Он тогда тоже был без работы.
- В чьих-то воспоминаниях я читал, что его выставили
из предыдущего театра с "волчьим билетом",
а Любимов сжег его трудовую книжку.
- Это полная ерунда! Легенда, как и то, что его хоронили
в костюме Гамлета - просто, у него были черные джинсы
и черная водолазка.
Ну представьте себе, зачем Любимову сжигать чью-то
трудовую книжку? Зачем ему так обращаться с документами,
да и кто тогда был Высоцкий?! Бред. Кстати, его трудовая
книжка цела, я ее видел.
Конечно, версия красивая, и Любимов, может, даже не
станет от нее отказываться. Мы часто исправляем историю.
Но такая коррекция памяти свойственна, наверное, всем.
Великий Феллини столько наснимал про свое детство,
про свою жизнь, что никто уже не знает,
как было на самом деле, а что он выдумал.
- В Киеве вышел уже третий том ваших "Дневников".
У меня сложилось впечатление, что это действительно
дневники, со всеми их скороговорками, личными заметками
и т. д.
Вам не хотелось их как-то пригладить, обработать литературно?
- Я отдал рукопись, именно - дневники, и даже не проверил
их. Не вычитывал специально. Если читать - начинается
отбор. Я так выпускал дневники о Высоцком. Трижды
забирал их из разных редакций: где-то не хотели печатать
такую открытую правду, а где-то и угрожали мне. А
когда они вышли, в общем никакой революции не случилось,
меня не убили... В этих книжках много личного и трагического.
Чтобы понять, надо немного знать автора и всю жизнь
Театра на Таганке. Это уже стало историей, и не нам
ее переписывать.
- Помню, как прорывался на спектакль "Высоцкий"
после его возобновления на Таганке, и какое впечатление
он произвел. Сейчас он несколько изменился. Как вы
сами его оцениваете?
- Изменился несколько, но... За счет изменения состава
исполнителей. Очень хорош был в спектакле Николай
Губенко. Когда он ушел, замена не кажется такой достоверной.
Леонид Филатов превосходно читал последние стихи Володи
- с ним тоже что-то ушло из спектакля. Часть моих
сцен как-то выпала... И, прежде всего, время сейчас
совсем не то, с другими ценностями, с иным накалом.
Тогда, в 81-м году, когда создавался спектакль, было
одно ощущение от личности Высоцкого. А сейчас мы его
рассматриваем в ряду Есенин - Пушкин - Высоцкий. Это
даже если формально, в том порядке, в котором они
стоят по Бульварному кольцу. А вообще-то мы его сейчас
оцениваем трезвей. Молодежь его не слушает, наше поколение
иногда возвращается к нему. Может, еще откроют заново.
Меня все время спрашивают: почему вы не написали книгу
о Высоцком? Я ее не могу писать, не имею права писать.
У меня на нее нет таланта, потребности, общего ощущения.
- Но вы же, говорят, лицом к лицу! - А почему Гоголь
не написал о Пушкине? Вяземский? Я считаю, что свой
долг выполнил, издав дневниковые заметки, потому что
это колоссальный материал для будущих исследователей
и романистов. Что нового я могу сказать? Очень не
хочется участвовать в этакой "конкуренции у гроба".
- Встречались ли вам люди, которые по своему таланту,
по энергетике напоминали Высоцкого?
- Не было таких и близко! Некоторые поют похоже, даже
хрипят сильней, чем он. Но это не имеет значения!
Он был мощней,
и он неповторим.
В Мариуполе открыт памятник Высоцкому, хотя он там
был один раз. Когда мы с театром приехали на его открытие,
кто-то из журналистов спросил: "Зачем тут Высоцкий?
Его ведь с Мариуполем ничего не связывает!" И кто-то
из нас ответил: "А Ленин вообще тут не был.
А сколько памятников было!"
- Как вы думаете, почему так произошло: раньше
Таганка была очень популярна, а сейчас у нее есть
проблемы?
- Так бывает во все времена. Да, было время Таганки.
Оно ушло. Не потому, что Таганка стала хуже или лучше
- просто, ушло время.
Она состарилась. Мы пытались убедить Любимова, подсунуть
ему один мюзикл, другой, развлекаловку - он гнет свою
линию. Смотите, что у нас в репертуаре: "Живаго",
"Борис Годунов", "Братья Карамазовы", "Медея"...
Недавно Любимов сказал хорошую фразу: "Спектакль не
положишь в стол". Роман, поэму в стол положить можно,
а спектакль должен жить сегодня. Иначе зритель уйдет
в другой театр. Сегодня зритель уже не понимает, что
такое, скажем, "трудодень" или "колхоз". Это уже история.
Оказывается, мы играем исторические спектакли. И вот
на этом уровне исторического спектакля уже появляется
совсем иной, молодой зритель, который ценит нас не
за прошлые успехи, а за сегодняшнюю игру. Как говорил
Товстоногов, театр - это коллектив одного призыва.
Другие театры, возможно, теперь смотрятся свежей.
Они моложе. Но Таганка все равно останется как легенда,
как молодость, как Высоцкий и Любимов.