|
Ноябрь 87-го года. Лондон. Традиционный международный кинофестиваль.
В пресс-центре развернута выставка кино плаката. Среди скопления
броских физиономий разнокалиберных кинозвезд всеобщее внимание
привлекало одно лицо- благородное и печальное; возле плаката
"Интервенции" гудела плотная толпа, то и дело слышалось:
"Высоцкий!.. Высоцкий!.."
После показа фильма меня забросали вопросами: и снова всех
интересовал Владимир Высоцкий. Позднее тот же жадный интерес
к его личности я ощутил и на встрече с журналистами. О нем
здесь знали и раньше, но теперь хотят узнать еще больше.
Вот что писала газета "Вэрайети": "Главный герой фильма-
неуловимый коммунистический агитатор Воронов - Бродский;
эту роль уверенно исполняет Владимир Высоцкий. В то время
он еще не был идолом любителей авторской песни, но необъяснимая
притягательная сила его артистического дарования со всей
очевидностью проступает на экране". Раздумывая над этим,
я невольно вспомнил одного московского литератора, который
раздраженно доказывал мне, что Высоцкий- это "наше, сугубо
региональное явление". И еще я вспомнил один из последних
наших разговоров за несколько дней до его смерти... Настроение
у него было мрачное, подавленное; он сказал, что не верит
в то, что "Интервенция" когда-либо выйдет на экран...
Сейчас, когда ему было бы 50 лет, я часто всматриваюсь в
две фотографии киногруппы "Интервенции", снятые в последний
съемочный день 25 января 1968 года, прямо в павильоне. Мы
тогда отмечали его тридцатилетие. Фотографии шуточные: он
озорничал, изображая то кокетливого идиота-именинника, то
человека, который первый раз в жизни увидел фотоаппарат.
Он был полон надежд...
Сьёмочная группа.
День рождения Высоцкого
25 января 1968 г
А начиналось это так. В январе 1967 года после громкого
успеха "Республики ШКИД" мне поручили снять картину по пьесе
Льва Славина "Интервенция". И я, ожесточенный штампами,
накопленными нашим "официозным кинематографом" в фильмах
о гражданской войне, дал обширное интервью, нечто вроде
манифеста, в котором призвал возродить традиции театра и
кино первых лет революции, традиции балаганных, уличных,
скоморошеских представлений. Ко мне зачастили артисты, желающие
принять участие в этом эксперименте.
Так в моем доме появился молодой актер Сева Абдулов. Он
с места в карьер начал рассказывать о Высоцком. Я почти
два года не был в Москве и слушал его с интересом. Больше
всего Сева говорил о его песнях. А вскоре появился и сам
Высоцкий. Он был молчалив, сдержан. Но в том, как он нервно
слушал, ощущалась скрытая энергия. То, что он будет играть
в" "Интервенции", для меня стало ясно сразу. Но кого? Когда
же он запел, я подумал о Бродском. Действительно, одесский
агитатор-подпольщик, непрерывно, без передышки кем-то прикидывающийся
- то офицером-интервентом, то гувернером, то моряком, то
соблазнительным бульвардье, то белогвардейцем он только
в финале, в тюрьме, на пороге смерти может наконец стать
самим собой и обрести желанный отдых. Трагикомический каскад
лицедейства, являющийся сущностью роли Бродского, как нельзя
лучше соответствовал творческой личности Высоцкого- актера,
поэта, создателя и исполнителя песен, своеобразных эстрадных
миниатюр. Не случайно эта роль так интересовала Аркадия
Райкина. Началось многоэтапное сражение за утверждение Высоцкого.
Опасения художественного совета студии сводились к специфической
внешности Высоцкого, не соответствовавшей утвердившемуся
представлению о социальном кино герое, и к его исполнительской
манере, слишком "театральной" в их понимании. Пришлось напомнить
об условности стиля будущей картины- я заявил, что актерская
манера Высоцкого является в данном случае эталоном для других
исполнителей.
|
|
Однако чем дальше, чем выше
по чиновно-иерархической лестнице продвигались мои кинопробы,
тем проблематичнее становилась вероятность его утверждения.
Для руководства Высоцкий в это время прежде всего был
автором известного цикла песен (назовем его условно
"На Большом Каретном"). И все-таки Высоцкого удалось
утвердить, прежде всего потому, что его кандидатуру
поддержал крупнейший художественный авторитет тогдашнего
"Ленфильма" - Григорий Михайлович Козинцев.А Высоцкий
начал работать, не дожидаясь официального утверждения.
И как работать! Обычно актер на студии ощущает себя
временным жильцом, его постоянным домом является театр.
Высоцкий принес с собой в нашу группу такую страстную,
всеобъемлющую заинтересованность, которая свойственна
разве что молодым студийцам, создающим театр.
Однажды он пришел темнее тучи - редактор картины сказала
ему, что у Севы Абдулова неудачная кино - проба на роль
Женьки Ксидиас. Он попросил у меня разрешения посмотреть
материал. Посмотрел и стал еще мрачнее: он очень любил
Севу.
|
- Сева хороший артист! - вздохнул он. Но это не его роль.
Положение у него было сложное, ведь именно Абдулов привел
его ко мне. Однако Высоцкий уже "влез" в картину, уже полюбил
ее и в горячую минуту готов был пожертвовать собственной
ролью, лишь бы состоялась картина.
- Это должен быть Гамлет! - горячился он Гротесковый, конечно.
Трагикомическая карикатура на Гамлета.
И он привел совсем еще молодого Валерия Золотухина.
Валерочка то, что надо вкрадчиво рокотал он мне в ухо.
Высоцкий приезжал к нам в Ленинград при первой возможности,
даже если не был занят в съемках. 'Он появлялся, улыбаясь,
ощущая себя "прекрасным сюрпризом" для всех присутствующих.
Потом шел обряд обниманий, похлопываний, поцелуев: от переполнявшей
его доброжелательности доставалось всем, в том числе всеобщей
любимице, осветительнице Тоне. Затем Высоцкий шел смотреть
отснятый материал. Возвращался раскрасневшийся, счастливый
и растроганно, молча обнимал меня и художника Михаила Щеглова,
с которым очень сблизился на "Интервенции".
Повторяю, он старался присутствовать на всех съемках, даже
если это были не его сцены. Правда, на "Интервенции" такое
отношение к работе было нормой для всех исполнителей. Как
я уже говорил, в картине в основном снимались исполнители-добровольцы,
прочитавшие в газете мое интервью-обращение и самостоятельно,
без специального приглашения пришедшие на студию. Так, кроме
Высоцкого, в группе появились Юрий Толубеев, Ефим Копелян,
Владимир Татосов и многие другие замечательные актеры. Но
даже в этой могучей компании Высоцкий выделялся прежде всего
естественностью существования в условной стихии фильма,
а еще - творческой щедростью в работе с партнерами. Сколько
предложений по ходу съемок он сделал Золотухину, Татосову,
Аросевой и даже Толубееву! Как бескорыстно', неутомимо помогал
он Копеляну!
Ах, как мне. с моим пристрастием к чеканной, выразительной
форме не |хватало такого актера в прежних моих картинах!
Тогда, в 67-м, начиная "Интервенцию", мы - с ним думали
о мюзикле, в котором почти не будет традиционных вокальных
и хореографических номеров, привычно чередующихся с разговорными
кусками; наш фильм должен был быть пропитан ритмом и музыкой
изнутри. И только ближе к финалу, в кульминационной сцене
в тюрьме, мог возникнуть развернутый вокальный номер. Так
у нас с Высоцким созрел замысел "Баллады о деревянных костюмах".
У нас было много общих планов и надежд. Тогда, в 67-м, впереди
у нас были еще годы! Потом была работа над песнями к другим
моим фильмам, нечастые общие премьеры; дни и ночи замечательного
общения- в Ленинграде, в Одессе, в Москве в доме моей матери,
а затем целое на лето у него и Нины Максимовны на улице
Телевидения, где он приютил меня в трудную минуту. Было
пятилетие Театра на Таганке с последующим многочасовым ночным
спором о музыке в доме артиста В. Смехова. Была подготовка
к его режиссерскому дебюту, в котором я должен был быть
худруком было многое... Но никогда больше не пришлось мне
снимать его в своих картинах. Не внушали мы с ним доверия
товарищам, от которых до недавнего времени зависело наше
кино.
Он очень любил нашу "Интервенцию" и делал большую ставку
на роль Бродского, поэтому весть о том, что картину положили
на полку, была для него тяжким ударом. В числе основных
обвинений в адрес "Интервенции" было "изображение большевика
Бродского в непозволительной эксцентрической форме".
Трудные наступали времена...
Г.Полока.
Из книги ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ Кинематографические
воспоминания 1989г
|
