Юрий Емельяненко

Встретились мы с Юрием Григорьевичем Емельяненко в маленькой уютной квартире в Днепропетровске. Завязался непринужденный разговор о Севере, Чукотке, где долгое время жил Юрий, потом о Москве. Мы рассматривали фотографии, слушали пластинки и, разумеется, разговор перешел на Владимира Семеновича Высоцкого, которого Юрий знал, с которым дружил...

- Знаете, я ведь очень активно жил, много ездил, много видел, многое пережил... И знаю, что в душе у меня много романтики и сентиментализма излишнего, ну, а в двадцать лет, когда я приехал на Чукотку, у меня все это было, наверное, в апогее. И когда я стал работать, все у меня шло успешно: я ровно рос, стабильно, в двадцать пять лет уже был заместителем начальника порта, ходил весь в нашивках, молодой, красивый... Там у меня был друг - известнейшая личность на Севере, Саша Вильсон, врач. Он облетал всю тундру, исследовал чукчей и знал их всех наизусть. Он меня познакомил с Анной - самой легендарной женщиной-чукчей, которая была председателем Чукотского исполкома. Когда-то она послужила прототипом героини книги Юрия Рытхэу. Кстати, эта легендарная личность стала потом моей женой... Все это было в Анадыре, на Чукотке.
Потом был Магадан. Я работал начальником управления на реке Оле и там познакомился с Вадимом Тумановым. Вадим тогда еще только начинал свои крупные дела, и я ему много помогал техникой. Старатели всегда приходили в управление и просили списанную технику: бульдозеры, машины, трактора... За это Вадим однажды привез мне Женю Евтушенко и сказал: "Давай, Юра, отмечай ему 45 лет". Да, так было. Мы весело жили, весело работали, весело отдыхали...
И с Володей Высоцким меня познакомил тот же Вадим Туманов в один из моих приездов в Москву. До этого, конечно же, я знал и любил его песни как и все, особенно там, на Севере. Когда Володя приехал в Магадан, мы с ним не встретились. Он был у Кошелева Виктора, приятеля Игоря Кохановского. Два дня они не выходили из-за стола, он и Магадана-то не видел. Уже в день отъезда его оттащили от стола, впихнули в такси, машина, не останавливаясь, сделала круг по Магадану, он, не вылезая, поглядел Нагайскую бухту и - прямиком по Колымскому тракту на 56-й километр... А после этого написал:
"Я увидел Нагайскую бухту да тракты -Улетел я туда не с бухты-барахты!" Рассказывали, что был там такой интересный случай: все ждали, когда же Володя, па-конец, споет, ведь уже прошло двое суток и назавтра он уезжал. И знаете, он так и не спел. Они с Игорем столько времени провели за разговорами, воспоминаниями! И в постоянном застолье... Было не до песен. Наутро все убежали на работу, сговорившись в обед встретиться и проводить Володю. Володя проснулся, в доме уже никого не было, кроме старушки-матери, которая перемывала посуду. Он сел рядом с ней и часа два пел на кухне. Потом уже, между делом, старушка рассказала: "А Володя мне на кухне концерт устроил!" Все ахнули: "Как! Нам не спел, только бабке одной!"...
В последнее время я часто приезжал в Москву: и в отпуск, и так, по делам. Встречался с Володей. Он всегда приглашал нас с Анной в театр. Я запускал Анну через фойе Театра на Таганке и говорил:"Анна, вперед, вон там Володя виднеется". И Володя, как только видел Анну, бросал свою компанию, у него лицо расплывалось в улыбке: "О, чукча приехала! Ох, ты, чукча! Ты самая главная чукча, да?!" Он, вообще, шутил над ней со страшной силой:
"Ну, ножки у тебя, как у чукчи!" Анна никогда не обижалась, все понимала. Она его любила и относилась к нему с теплотой...
Однажды я прилетел в Москву и позвонил Володе часов в одиннадцать. Володя еще спал, но я все равно поехал к нему. Захожу, а у него зашторенные окна, полумрак. Он, видимо, недавно приехал откуда-то из-за границы: баул стоит модный и там шмоток всяких полно. А на улице жара жуткая, я в какой-то дурацкой нейлоновой рубашке, мокрый весь. Он глянул на меня: "Ты что. Юрка! Сымай все!", - и пошел к своему баулу. Выкидывает оттуда:
"Так, это тебе подойдет, вот это тоже, а эту куртку я пару раз носил, возьми. А эту рубашку надень!" Я смотрю - рубашка такая классная, из "чертовой кожи", черная-черная, как смоль, с красивой планочкой ярко-красной и перламутровыми пуговицами-клипсами. Красивая рубашка очень! Я ее надел, затянулся. А он смеется: "Ну вот, теперь ты и парень ничего!" Знаете, я эту рубашку долго хранил, а джинсовая куртка, которую он тогда подарил, у меня осталась до сих пор, только воротник поистрепался... Вообще, Володя любил дарить красивые вещи, любил радовать друзей...
Он очень разным был. То похудеет, то пополнеет. Но в последние годы он, как бы стабилизировался. Все время ходил в кожаной куртке, джинсовых брюках, затянут весь... Любил носить красивые суперджинсовые вещи... Курил непрерывно, постоянно и неизменно - "Винстон". Он был крепышом. Рука у него маленькая такая была, но крепкая, он этим гордился. Всегда старался при встрече сжать руку так, что аж трещала... Матерился сплошь и рядом... Любил бешеные скорости. На машине гонял так, что его знали все московские гаишники... У него были чудесные машины, в последний год Володя их обе разбил: ездить он как раз и не научился. Он был из тех, кто хоть сто лет будет ездить, но профессионалом-водителем так и не станет. А Володя вечно хвастался машиной, лихой ездой, всегда в нем это пижонство было...
Однажды на Новый год я привез и подарил Володе семь оленьих шкур - счастливое число. Они были такие большие, выделанные, но не годились никуда, кроме как на коврик, потому что они лезли здорово. Но они были очень красивые: большущий ворс, трубчатый такой, крупный. И вот я ему все это подарил. Это был как раз год, когда он разбил машину и разбил Севу Абдулова. Бедный Сева!.. Его положили в больницу, мы к нему ходили. Сева был весь перевязанный с таким огромным пропеллером под рукой. И Володя мне говорил:
- Кошмар какой-то! 3а весь этот год, столько всяких разных событий, еще вот и друга разбил...
Примерно за год до моего отъезда из Магадана - гудим сначала у Володи, потом Сева забрал меня к себе. У Севы старинная московская квартира огромнейших размеров, прямо на Горького в маленьком переулочке, около ресторана "Центральный". Прогудели всю ночь и заснули с Севкой вдвоем в одной кровати. Утром звонок. В трубке - рев: с перепою у Володи голос всесшибающий:
- Сева, ты проснулся?
- Нет, - говорит Сева.
- Сева, у меня в "Арагви" свои люди, скатерть белая постелена, поехали! Я сейчас за вами заезжаю, поехали!
Сева:
- Володенька, ты что, спятил?! Семь часов утра, кто нас примет, вся Москва спит, ты что!
- Поехали, Сева, скатерть белая постелена, поехали!
Приезжает на своем "Мерседесе", по дороге где-то еще ребят нахватал, мы с Севой взяли такси. Спускаемся по Горького, ну, там же все рядом. Москва пустая, приезжаем быстро и во двор "Арагви". Во дворе - полные машины народу, все сидят, ждут, может, с утра чего дадут. Володя из-за руля выбегает. А дворик крошечный такой и там дверь с маленьким окошечком - что-то такое туда подают, ну, явно с рестораном связанное. Володя кулаком в дверь:ды-ды-ды! и так смотрит на машины, на нашу реакцию. Опять рукой в дверь: ды-ды-ды! - и смотрит на нас. А мы ждем, что сейчас будет. Снова замахнулся, а тут дверь открывается и волосатая рука как долбанет Володю, он волчком к машине:
- Ребята, не моя смена! Извините, не моя смена!..
Так мы на белую скатерть и не попали. Пришлось потом ехать на рынок, где-то чего-то закупать, кто-то вина достал и снова с утра все завертелось...

Хочу рассказать о Резо.
Резо Тамукашвили был председателем кинематографистов Грузии. Он - писатель, талантливый и умный парень. Однажды у себя на даче в Мцхети, на берегу Куры, он принимал целиком весь Театр на Таганке, когда тот был на гастролях в Грузии. Там у Резо камин и вся стенка были расписаны актерами. Все расписались: и Юрий Любимов, и Володя, и Марина Влади (она тогда была с Володей), и Смехов, и Золотухин... Я был на даче у Резо и видел все это. Я ему притащил туда "пушку" для стрельбы по медведям, мы ее пробовали...
Однажды мне нужно было попасть на Таганку и я решил попросить об этом Володю, которого к тому времени видел всего один раз - мы к нему приходили с Вадимом Тумановым, В это время в Москве был и Резо. Я его взял с собой, как бы для сближения с Володей, ибо Резо хорошо был с ним знаком. Пришли мы с Резо к служебному входу театра. Резо с бантом на шее, весь такой напомаженный, красавец, только из-за границы вернулся... Ждем Володю. Он подъезжает на своем серебристом "Мерседесе", вылетает из машины: "О, привет!" Резо ему руку протягивает, Володя руки не подает, идет мимо. "Юра! - меня обнимает. Пойдем, я тебе обещал театр". А Резо остался стоять... Позже Володя мне объяснил, что Резо пытался использовать его имя, чтобы проворачивать какие-то свои дела... А Володе это не нравилось...
Прошло какое-то время, я снова оказался в Москве у Володи.
- Помнишь Резо? - спросил я Высоцкого.
- Мы с ним дружим. Когда-то я бывал у него в Тбилиси и он приезжал ко мне на Олу со своим кинооператором на охоту. Приезжал поохотиться на вертолетах, я ему эту охоту организовывал. Особенной была охота на сохатых, на этих гигантских реликтовых животных. Я, вообще, не охотник и никогда на крупной охоте не был, хотя там все фанатики, все охотятся, а я попал гуда ради интереса. Нет, я не охотник, я ненавижу это дело и сам никогда не стрелял. А Резо - охотник, это его хобби номер один после работы и творчества- Я был с ним на охоте...
И подробно рассказал обо всем Володе. Рассказал о том, как эти загнанные звери мечутся, как их добивают, как вертолет зависает в воздухе, он давит зверье к земле, к земле... В вертолете снимаются полиостью двери, можно стрелять в обе стороны.
Я с возмущением рассказывал Володе об этой охоте, потому что я насмотрелся на все эти дела: жуть! Там азарт, может быть, и не осознаешь, что творишь... Этот страшный шум, крик, этот вертолет, эта погоня за зверьем... Ну, а потом, когда осознаешь, то понимаешь, что это крайняя степень издевательства над живым, жуткое и жестокое убийство с помощью таких мощных средств. Я видел зверей, когда они бегут и с перепугу у них заворачиваются зрачки и одни белки со страхом и ужасом смотрят на это чудовище в небе, которое зависает над ними, и они, не поднимая головы, ползут, ползут, прижимаясь к земле... А в это время их расстреливают из "пушек"... Жуткое зрелище!
Володя внимательно все выслушал, а потом так здорово все обыграл в своей песне "Охота с вертолетов". Да, эту песню Володя написал буквально за ночь и в высшей степени корявым почерком. Я ему держал лист и он впервые при мне записывал эту песню на аппаратуру, которую ему привезла Марина, такую мощнейшую, четырехдорожечную, специально студийную. Так родилась вторая серия "Охоты на волков"
А потом было завершение этой трилогии - "Конец охоты на волков". Это завершение с переходом на социальные проблемы впрямую, так сказать, где уже сами люди говорят, что какие к черту волки, это все о нас... И она очень биографична, эта трилогия. Володя гордился первой песней, потому что это о нем... Это время, когда он уже вышел за все пределы, когда ему Марина помогла, когда не стало флажков...
Володя мне в последние годы просто говорил: "Юра, я в "Волках" сказал о своей судьбе, уже я пересек это рубеж и сейчас я просто давлю всех, больше у меня нет вариантов..."
Марина много значила в его жизни. Знаете, существует множество легенд вокруг этих двух имен. И ,в общем-то, это закономерно. Я сам никогда не спрашивал их об этом, но слышал одну интересную версию их знакомства. Познакомились они в гостинице "Метрополь". Володя с Севой вдруг вспомнили, что там идет "Вертикаль" и пошли к кассам. А Марина спустилась из своего номера (она была в Москве на кинофестивале), чтобы тоже посмотреть этот фильм. Володя тут же представился: "Так кино ж про меня!" Марина глянула на афишу, на Володю - и точно. Пошли? Пошли! Ну, они молодые, веселые посмотрели фильм и прямо к Севе домой...
Марина часто приезжала в Москву. Она и в компартию специально вступила, чтобы иметь свободную визу. Марину я видел много раз. Какая она, Марина? Очень эффектная, шармовая, как говорят французы, женщина, актриса, очень светится всем этим, от нее исходят такие приятные лучи, умеет себя преподать, умеет вести себя...
Права Алла Демидова, которая писала, что когда у Володи начиналась депрессия или он уходил в "пике"... и никто и ничто не могло помочь ему, приходилось вызывать Марину. Только она выводила его из этих состояний. Боялся ли он ее? Знаете, он и любил ее и, действительно, потом уже под конец и страх появился. Потому что для Володи Марина была как символ связи со всем миром, контактов и возможностей всяких, а ему без этого просто жить невозможно было...
И Марина становилась все взрослее и мудрее, а Володя становился все более инфантильнее и ребячливее. Он не видел, кто рядом с ним, он себе сам создавал кумиров, сам в них влюблялся... И об этом мне постоянно говорила Нина Максимовна.
С Ниной Максимовной мы часто встречались, разговаривали. Она мне открывалась о Володиных друзьях, о его жизни в последнее время. Я там, на Малой Грузинской, уже давно не был... Сам я - увлекающийся человек, увлекся наукой, пишу книгу. Ушел и не появлялся там много лет. Хочу встретиться с Ниной Максимовной, когда у меня будет положительный результат, чтобы я смог объяснить свое многолетнее отсутствие...
С Окуджавой я встречался на 15-летии Театра на Таганке в 1979 году. Володя меня с ним персонально познакомил, мы сидели вместе, он меня посадил между собой и Булатом. И еще рядом сидела жена Булата - литовка с такими большими монистами, я хорошо запомнил... Это была очень интересная штука: весь этот вечер. Там такой бомон был: вся заграница, вся Москва, все, буквально, все были. И Женя Евтушенко, и Вознесенский, и Булат, все попали...
Спрашиваете, как Володя относился к великим и мастистым Евтушенко и Вознесенскому? А никак. Он к ним никак не относился. Вот Белла Ахмадулина, да! Белла - любимая поэтесса. Володя ее любил. У них были глубоко сердечные отношения... Белла была на похоронах. С Беллой я лично распил литровую бутылку водки на кухне у Володи. Мы сидели вдвоем. Это потрясающая женщина! Она была в длинных лаковых сапогах. Она вечно экстравагантно одевается, безумно совершенно...
Помню, у меня в Магадане началась полоса неудач, случились большие неприятности "об этом даже Володин автограф на фото: "...желаю конца всего плохого и начала хорошего". Я Володе позвонил и говорю: "Я должен отсюда уезжать, я покидаю Магадан, покидаю свою Олу (речку). Володя мне орет через весь эфир. А нас предупредили: секретность не гарантирована, разговор через спутник - слышимость потрясающая, как в космосе. И через полпланеты идет бас Володи: "Юра, если там таких людей не ценят, приезжай в Москву: здесь жираф большой, ему видней. Кидай все, приезжай!"
Я приехал и в тот же день к Володе. И Вадим там. Володя говорит: "Я с Вадимом уже обо всем договорился, давай к нему". Так, с подачи Володи, я работал у Вадима Туманова, сидел в Москве, чем-то немножко ему помогал...
За неделю до смерти у Володи было какое-то истеричное настроение, он как-то странно капризничал... Мы были у него дома, была с нами и Нина Максимовна. Ион так надрывно говорил: "Эх, мамочка, помру я, помру вот-вот, я чувствую..." "Да брось ты, Володя!" -испугались мы. "Помру, ребята, я знаю..."Это было буквально за неделю до смерти..
.
В тот день я был у него до часу ночи... А в четыре часа с минутами Володя умер.
Был там Толя Федотов, Валерка Янклович, был Сева, Вадим был, но он ушел вместе со мной.
Ну, какие слухи! Я вам говорю о том, чему был свидетель, какие слухи?!
Во-первых, мы приехали все поддатые, веселые... Володя спел пару песен. Знаете, мы его никогда не просили петь, он не любил, чтобы его просили. Он вдруг сам, ни с того, ни с сего, брал гитару и пел. Это возникало спон танно... Он сам высовывался со своими предложениями по этому поводу и не принимал чужих рекомендаций и просьб. А вот когда подходило у него, приперало, он говорил: "Так, спою чего-то новое сейчас или прокатаю новую песню..." А мы уже знали все эти механизмы у него и сами не просили петь.
Так вот, он спел пару песен, сейчас уже не помню, какие. Еще Вадим говорил: "Володя, ну что ты орешь, как сумасшедший, как резанный, мы же здесь рядом все?!"
- А я иначе не могу? - и пошел... Орет, а мы рядом кружком сидим возле дивана, у нас перепонки лопаются... Спел он пару песен и еще в кайф вошел, он до этого укололся, видимо... Потом после песен он стал требовать выпить. Схитрил. Он, действительно, был парень с хитрецой. Сходил на кухню, потом скользнул мимо нас сразу в дверь и наверх. А там, по-моему, художник Налбандян жил или кто-то другой, где он всегда водку добывал, но уже и там не оказалось. Он говорит:
- Ну, могут друзья мои съездить, достать мне водки, мне хочется выпить"
Никто не смог достать... Володя вроде бы затих. Затих, смирившись с обстановкой, что нигде ничего не достанешь, ну куда же - час ночи... Я поднялся, мне было неудобно, пора уже было уходить. Вадим - со мной, мы взяли машину и уехали...
Состояние Володи осталось какое-то непонятное, вроде бы он смирился. Но это было какое-то, как бы временное затишье перед невозможностью выполнить то, что хочешь... Он затих и, как был в костюме, так и прилег на тахту...
А потом уже - рассказ Толи Федотова:
- Я подошел к Володе, что-то ему дурно было, взял пульс - бешеный. Я сел на пол рядом с ним и, держа его руку в своей, так вот и уснул...
А я приехал домой и Анна мне сказала , что звонил Валентин Пуденцов. Валька - страшный поклонник Володи Высоцкого, он только что вернулся после пятилетней командировки из Франции и привез оттуда великолепные записи Володиных песен, да такие, что я раньше и не слышал. Я и закатился к Валентину на всю ночь. А около шести утра мне звонит Анна: 'Тебя искал Вадим Туманов - умер Володя". Я говорю: "Как? Я же у него был этой ночью, вы что там с ума сошли?!!" Я кричал, орал, а потом поехал туда...
... Толя Федотов пил беспробудно и на похоронах, и на девять дней, и на сорок. Он считал себя виновным в смерти Володи: вроде как он заснул... Ведь Володя настолько верил в него, настолько демонстрировал это и говорил всем, что это его личный врач... Толя Федотов кидался с балкона и его задержал кто-то. Вроде Валерка Янклович мне говорил, что Федотов был уже на той стороне и что он его за штанину или за пиджак задержал и перетянул...
Никто из ребят не считал его виновным, нет, Боже упаси, никто и никогда, что вы! Никто этого не показывал, наоборот, его подбадривали, поддерживали, как могли. А он растаял, расплылся полностью... совершенно... все время пытался оправдываться, вешался на всех, плакал беспрерывно. Как только кто чего спросит, так и ... Все сорок дней так...
... Я хочу выразить свою любимую мысль в связи с таким огромным явлением, как Володя Высоцкий и его творчество. Хочу выразить надежду, что в целом его творчество не осталось для России гласом вопиющего в пустыне. Он потрясал наши души! И за это - великое спасибо ему...

г.Днепропетровск 1989 год