| |
Дорогой мой, любимый друг Славик! Наконец-то выпал случай
тебе написать. Заболела Марина, лежит, а я сижу дома, проблемы
и дела мои ждут своего часа и торопят, и подгоняют, но я их
отложил и занялся неотложным - пишу тебе и лечу жену.
У меня много событий, в основном не очень хороших. Например:
утвердили меня в картину "Земля Санникова", сделали ставку,
заключили договор, взяли билеты, бегал я с визой для Марины,
освобождение в театре с кровью вырывал у директора и Любимова,
а за день до отъезда Сизов - директор Мосфильма сказал: "Его
не надо!" "Почему?" - спрашивают режиссеры. "А не надо и все!
Он - современная фигура" и т.д. в том же духе. А рядом сидящий
Чухрай, чья смелость и принципиальность кончились вместе с
культом личности, этот Чу-храй, который накануне говорил мне:
"Вы и только вы и никто более, иначе нет фильма!" - на этот
глупый аргумент дирекции заявил: "Да нет! Он у нас не утвержден!"
Словом, билеты я сдал, режиссеры уехали все в слезах, умоляли
меня пойти похлопотать и так далее. Я начал деятельность,
просил всяких приемов, воздействовал через друзей; не знаю,
чем все кончится, обещали принять, поговорить, повлиять, изменить
Рё С‚.Рґ.
Видишь ли, Славик, я не так сожалею об этой картине, хотя
роль и интересная, и несколько ночей писал я песни, потому
что (опять к тому же) от меня почему-то сначала требуют тексты,
а потом, когда я напишу, выясняется, что их не утверждают
где-то очень высоко - у министров, в обкомах, в правительстве,
и денег мне не дают, и договоры не заключают, но возвращаясь
к началу фразы, нужно просто поломать откуда-то возникшее
мнение, что меня нельзя снимать, что я - одиозная личность,
что будут бегать смотреть на Высоцкого, а не на фильм, а всем
будет плевать на ту высокую нравственную идею фильма, которую
обязательно искажу, а то и уничтожу своей неимоверной скандальной
популярностью.
Но сейчас, Славик, готовится к пробам Карелов со сценарием
Фрида и Дунского, и все они хотят меня, а если такие дела,
то мне, и до проб не дойти, вырубят меня с корнем из моей
любимой советской кинематографии. А в другую кинематографию
меня не пересадить, у меня несовместимость с ней, я на чужой
почве не зацвету, да и не хочу я.
К тому же хвораю носоглоткой и другими слизистыми, жена хворает
тоже, руки до пера не доходят, и я даже не начал то, что обещал
с нашим сценарием. Однако надежды не теряю и мыслю так же
интенсивно. Приезжай, Славик, авось подбодришь.
Теперь! С шефом я говорил. Он обрадовался, но у него сейчас
запарка со спектаклем и ненависть к актерам, правда, больше
всего к своим. Я ему снова напомнил. Он - снова положительно.
Но это пока только разговоры, а нужны конкретные шаги с вашей
одесской стороны - договор там или что-нибудь другое не разговорное,
а бумажное. Думаю - он с удовольствием. Свяжись со мной, Славик,
хоть по телефону. Марина тебя целует, хотела написать тебе
на вашем родном французском языке, но лежит пластом и стонет
по-русски, и не до писания ей. Но привет тебе все-таки выстонала.
Говорит, что с удовольствием бы тебя увидела. Книжка - последний
Сименон - лежит и ждет твоего внимательного жадного глаза.
Славик дорогой! У меня гнусь и мразь на душе, хотя я счастливый,
что баба у меня тут, хоть и больная. Ну вот и все.
У нас тепло, я еду завтра на один день в Ригу, не пью, езжу
на машине марки "Ренуалът 16TS", скучаю по друзьям и по "осознанной
необходимости, т.е. по свободе передвижения, слова, собраний,
союзов и выбора профессий и обещаний.
Целую тебя нежно, но не женским поцелуем. Давай-ка, брат,
СЃСЋРґР°!
Славик! Дорогой мой друг! Держись и не спивайся. Детективный
сюжет требует ясной головы и рук без дрожи.
|
|